Роза вне себя, почти обезумевшая от радости и страха при мысли, что черный тюльпан найден, направилась в гостиницу "Белый Лебедь" в сопровождении своего лодочника, здорового парня-фрисландца, способного в одиночку справиться с десятью Бокстелями.

В дороге лодочник был посвящен в суть дела, и он не отказался от борьбы, если бы это понадобилось Ему внушили, что в этом случае он только должен быть осторожен с тюльпаном.

Дойдя до гостиницы, Роза вдруг остановилась. Ее внезапно осенила мысль.

-- Боже мой, -- прошептала она, -- я сделала ужасную ошибку, -- я, быть может, погубила и Корнелиуса, и тюльпан, и себя. Я подняла тревогу, я вызвала подозрение. Я ведь только женщина; эти люди могут объединиться против меня, и тогда я погибла. О, если бы погибла только я одна, это было бы полбеды, но Корнелиус, но тюльпан...

Она на минуту задумалась.

"А что, если я приду к Бокстелю, и окажется, что я не знаю его, если этот Бокстель не мой Якоб, если это другой любитель, который тоже вырастил черный тюльпан, или если мой тюльпан был похищен не тем, кого я подозреваю, или уже перешел в другие руки Если я узнаю не человека, а только мой тюльпан, чем я докажу, что этот тюльпан принадлежит мне?

С другой стороны, если я узнаю в этом обманщике Якоба, как знать, что тогда произойдет. Тюльпан может завянуть, пока мы будем его оспаривать. О, что же мне делать? Как поступить? Ведь дело идет о моей жизни, о жизни бедного узника, который, быть может, умирает сейчас".

В это время с конца Большого Рынка донесся сильный шум и гам Люди бежали, двери раскрывались, одна только Роза оставалась безучастной к волнению толпы.

-- Нужно вернуться к председателю, -- прошептала она.

-- Вернемся, -- сказал лодочник.

Они пошли по маленькой уличке, которая привела их прямо к дому господина ван Систенса; а тот прекрасным пером и прекрасным почерком продолжал писать свой доклад.

Всюду по дороге Роза только и слышала разговоры о черном тюльпане и о премии в сто тысяч флоринов.

Новость облетела уже весь город.

Розе стоило немало трудов вновь проникнуть к ван Систенсу, который, однако, как и в первый раз, был очень взволнован, когда услышал магические слова "черный тюльпан".

Но, когда он узнал Розу, которую он мысленно счел сумасшедшей или еще хуже, он страшно обозлился и хотел прогнать ее Роза сложила руки и с искренней правдивостью, проникавшей в душу, сказала:

-- Сударь, умоляю вас, не отталкивайте меня; наоборот, выслушайте, что я вам скажу, и если вы не сможете восстановить истину, то, по крайней мере, у вас не будет угрызений совести из-за того, что вы приняли участие в злом деле.

Ван Систенс дрожал он нетерпения, Роза уже второй раз отрывала его от работы, которая вдвойне льстила его самолюбию и как бургомистра и как председателя общества цветоводов.

-- Но мой доклад, мой доклад о черном тюльпане!

-- Сударь, -- продолжала Роза с твердостью невинности и правоты, -- сударь, если вы меня не выслушаете, то ваш доклад будет основываться на преступных или ложных данных. Я вас умоляю, сударь, вызовите сюда этого господина Бокстеля, который, по-моему, является Якобом, и я клянусь богом, что, если не узнаю ни тюльпана, ни его владельца, то не стану оспаривать права на владение тюльпаном.

-- Черт побери, недурное предложение! -- сказал ван Систенс.

-- Что вы этим хотите сказать?

-- Я вас спрашиваю, а если вы и узнаете их, что это докажет?

-- Но, наконец, -- сказала с отчаянием Роза, -- вы же честный человек, сударь. Неужели вы дадите премию тому, который не только не вырастил сам тюльпана, но даже украл его?

Быть может, убедительный тон Розы проник в сердце ван Систенса, и он хотел более мягко ответить бедной девушке, но в этот момент с улицы послышался сильный шум. Этот шум казался простым усилением того шума, который Роза уже слышала на улице, но не придавала ему значения, и который не мог заставить ее прервать свою горячую мольбу.

Шумные приветствия потрясли дом.

Господин ван Систенс прислушался к приветствиям, которых Роза раньше совсем не слышала, а теперь приняла просто за шум толпы.

-- Что это такое? -- воскликнул бургомистр -- Что это такое? Возможно ли это? Хорошо ли я слышал!

И он бросился в прихожую, не обращая больше никакого внимания на Розу и оставив ее в своем кабинете.

В прихожей ван Систенс с изумлением увидел, что вся лестница вплоть до вестибюля заполнена народом.

По лестнице поднимался молодой человек, окруженный или, вернее, сопровождаемый толпой, просто одетый в лиловый бархатный костюм, шитый серебром С гордой медлительностью поднимался он по каменным ступеням, сверкающим своей белизной и чистотой Позади него шли два офицера, один моряк, другой кавалерист.

Ван Систенс, пробравшись в середину перепуганных слуг, поклонился, почти простерся перед новым посетителем, виновником всего этого шума.

-- Монсеньер, -- воскликнул он, -- монсеньер! Ваше высочество у меня! Какая исключительная честь для моего скромного дома!

-- Дорогой господин ван Систенс, -- сказал Вильгельм Оранский с тем спокойствием, которое заменяло ему улыбку, -- я истинный голландец, -- я люблю воду, пиво и цветы, иногда даже и сыр, вкус которого так ценят французы; среди цветов я, конечно, предпочитаю тюльпаны. В Лейдене до меня дошел слух, что Гаарлем, наконец, обладает черным тюльпаном, и, убедившись, что это правда, хотя и невероятная, я приехал узнать о нем к председателю общества цветоводов.

-- О, монсеньер, монсеньер, -- сказал восхищенный ван Систенс, -- какая честь для общества, если его работы находят поощрение со стороны вашего высочества!

-- Цветок здесь? -- спросил принц, пожалевший, вероятно, что сказал лишнее.

-- Увы, нет, монсеньер, у меня его здесь нет.

-- Где же он?

-- У его владельца.

-- Кто этот владелец?

-- Честный цветовод города Дордрехта.

-- Дордрехта?

-- Да.

-- А как его зовут?

-- Бокстель.

-- Где он живет?

-- В гостинице "Белый Лебедь" Я сейчас за ним пошлю, и если ваше высочество окажет мне честь и войдет в мою гостиную, то он, зная, что монсеньер здесь, поторопится и сейчас же принесет свой тюльпан монсеньеру.

-- Хорошо, посылайте за ним.

-- Хорошо, ваше высочество Только...

-- Что?

-- О, ничего существенного, монсеньер.

-- В этом мире все существенно, господин ван Систенс.

-- Так, вот, монсеньер, возникает некоторое затруднение.

-- Какое?

-- На этот тюльпан уже предъявляют свои права какие-то узурпаторы. Правда, он стоит сто тысяч флоринов.

-- Неужели?

-- Да, монсеньер, узурпаторы, обманщики.

-- Но ведь это же преступление, господин ван Систенс!

-- Да, ваше высочество.

-- А у вас есть доказательства этого преступления?

-- Нет, монсеньер, виновница...

-- Виновница?

-- Я хочу сказать, что особа, которая выдвигает свои права на тюльпан, находится в соседней комнате.

-- Там? А какого вы о ней мнения, господин ван Систенс?

-- Я думаю, монсеньер, что приманка в сто тысяч флоринов соблазнила ее.

-- И она предъявляет свои права на тюльпан?

-- Да, монсеньер.

-- А что говорит в доказательство своих требований?

-- Я только хотел было ее допросить, как ваше высочество изволили прибыть.

-- Выслушаем ее, господин ван Систенс, выслушает ее. Я ведь верховный судья в государстве Я выслушаю дело и вынесу приговор.

-- Вот нашелся и царь Соломон, -- сказал, поклонившись, ван Систенс и повел принца в соседнюю комнату.

Принц, сделав несколько шагов, вдруг остановился и сказал:

-- Идите впереди меня и называйте меня просто господином.

Они вошли в кабинет.

Роза продолжала стоять на том же месте, у окна, и смотрела в сад.

-- А, фрисландка, -- заметил принц, увидев золотой убор и красную юбку Розы.

-- Роза повернулась на шум, но она еле заметила принца, который уселся в самом темном углу комнаты

Понятно, что все ее внимание было обращено на ту важную особу, которую звали ван Систенс, а не на скромного человека, следовавшего за хозяином дома и не имевшего, по всей вероятности, громкого имени.

Скромный человек взял с полки книгу и сделал знак Систенсу начать допрос.

Ван Систенс, также по приглашению человека в лиловом костюме, начал допрос, счастливый и гордый той высокой миссией, которую ему поручили.

-- Дитя мое, вы обещаете мне сказать истину, только истину об этом тюльпане?

-- Я вам обещаю.

-- Хорошо, тогда рассказывайте в присутствии этого господина. Господин -- член нашего общества цветоводства.

-- Сударь, -- молвила Роза, -- что я вам могу еще сказать, кроме уже сказанного мною?

-- Ну, так как же?

-- Я опять обращаюсь к вам с той же просьбой.

-- С какой?

-- Пригласите сюда господина Бокстеля с его тюльпаном; если я его не признаю своим, я откровенно об этом скажу; но если я его узнаю, я буду требовать его возвращения. Я буду требовать, даже если бы для этой цели мне пришлось пойти к его высочеству штатгальтеру с доказательством в руках.

-- Так у вас есть доказательства, прекрасное дитя?

-- Бог -- свидетель моего права на тюльпан, и он даст мне в руки доказательства.

Ван Систенс обменялся взглядом с принцем, который с первых же слов Розы стал напрягать свою память. Ему казалось, что он уже не в первый раз слышит этот голос.

Один из офицеров ушел за Бокстелем.

Ван Систенс продолжал допрос.

-- На чем же вы основываете, -- спросил он, -- утверждение, что черный тюльпан принадлежит вам?

-- Да очень просто, на том, что я его лично сажала и выращивала в своей комнате.

-- В вашей комнате? А где находится ваша комната?

-- В Левештейне.

-- Вы из Левештейна?

-- Я дочь тюремщика крепости.

Принц сделал движение, которое как будто говорило: "Ах, да, теперь я припоминаю".

И, притворяясь углубленным в книгу, он с еще большим вниманием, чем раньше, стал наблюдать за Розой.

-- А вы любите цветы? -- продолжал ван Систенс.

-- Да, сударь.

-- Значит, вы ученая цветоводка?

Роза колебалась один момент, затем самым трогательным голосом сказала:

-- Господа, ведь я говорю с благородными людьми?

Тон ее голоса был такой искренний, что и ван Систенс и принц одновременно ответили утвердительным кивком головы.

-- Ну, тогда я вам скажу. Ученая цветоводка не я, не я, нет. Я только бедная девушка из народа, бедная фрисландская крестьянка, которая еще три месяца назад не умела ни читать, ни писать. Нет, тюльпан был выращен не мною лично.

-- Кем же он был выращен?

-- Одним несчастным заключенным в Левештейне.

-- Заключенным в Левештейне? -- сказал принц.

При звуке этого голоса Роза вздрогнула.

-- Значит, государственным преступником, -- продолжал принц, -- так как в Левештейне заключены только государственные преступники.

И он снова принялся читать или, по крайней мере, притворился, что читает.

-- Да, -- прошептала, дрожа, Роза, -- да, государственным преступником,

Ван Систенс побледнел, услышав такое признание при подобном свидетеле.

-- Продолжайте, -- холодно сказал Вильгельм председателю общества цветоводов.

-- О, сударь, -- промолвила Роза, обращаясь к тому, кого она считала своим настоящим судьей, -- я должна признаться в очень тяжелом преступлении.

-- Да, действительно, -- сказал ван Систенс, -- государственные преступники в Левештейне должны содержаться в большой тайне.

-- Увы, сударь.

-- А из ваших слов можно заключить, что вы воспользовались вашим положением, как дочь тюремщика, и общались с ними, чтобы вместе выращивать цветы.

-- Да, сударь, -- растерявшись прошептала Роза, -- да, я должна признаться, что виделась с ним ежедневно.

-- Несчастная -- воскликнул ван Систенс.

Принц поднял голову и посмотрел на испугавшуюся Розу и побледневшего председателя.

-- Это, -- сказал он своим четким, холодным тоном, -- это не касается членов общества цветоводов; они должны судить черный тюльпан, а не касаться государственных преступлений Продолжайте, девушка, продолжайте.

Ван Систенс красноречивым взглядом поблагодарил от имени тюльпанов нового члена общества цветоводов.

Роза, ободренная подобным обращением незнакомца, рассказала все, что произошло в течение последних трех месяцев, все, что она сделала, все, что она выстрадала. Она говорила о суровостях Грифуса, об уничтожении им первой луковички, об отчаянии заключенного, о предосторожностях, которые она приняла, чтобы вторая луковичка расцвела, о терпении заключенного, о его скорби во время разлуки; как он хотел уморить себя голодом в отчаянии, что ничего не знает о своем тюльпане; об его радости, когда они помирились и, наконец, об их обоюдном отчаянии, когда они увидели, что у них украли черный тюльпан через час после того, как он распустился.

Все это было рассказано с глубокой искренностью, которая, правда, оставила бесстрастным принца, если судить по его внешнему виду, но произвела глубокое впечатление на ван Систенса.

-- Но, -- сказал принц, -- вы ведь только недавно знакомы с этим заключенным?

Роза широко раскрыла глаза и посмотрела на незнакомца, который отклонился в тень, избегая ее взгляда.

-- Почему, сударь? -- спросила она.

-- Потому что прошло только четыре месяца, как тюремщик и его дочь поселились в Левештейне.

-- Да, это правда, сударь.

-- А может быть, вы и просили о перемещении вашего отца только для того, чтобы следовать за каким-нибудь заключенным, которого переводили из Гааги в Левештейн?

-- Сударь, -- сказала, покраснев. Роза.

-- Кончайте, -- сказал Вильгельм.

-- Я сознаюсь, я знала заключенного в Гааге.

-- Счастливый заключенный! -- заметил улыбаясь Вильгельм.

В это время вошел офицер, который был послан за Бокстелем, и доложил, что тот, за кем он был послан, следует за ним с тюльпаном.