Font:
But passion most dissembles, yet betrays, Таится страсть, но скрытностью угрюмой Она сама свой пламень выдает: Так черной мглой сокрытый небосвод Свирепую предсказывает бурю... Байрон, "Дон. Жуан", песнь I, строфа LXXIII (англ.). Господин де Реналь делал обход по всем комнатам замка и теперь опять пришел в детскую в сопровождении слуг, которые тащили набитые заново матрацы. Неожиданное появление этого человека было для Жюльена последней каплей, переполнившей чашу. Побледнев, он бросился к г-ну де Реналю с таким мрачно-решительным видом, какого тот у него еще никогда не видел. Г-н де Реналь остановился и оглянулся на своих слуг. - Сударь, - сказал Жюльен, - неужели вы думаете, что со всяким другим наставником ваши дети сделали бы такие успехи, как со мной? А если вы скажете "нет", - продолжал он, не дожидаясь ответа, - так как же вы осмеливаетесь упрекать меня, будто я их забросил? Господин де Реналь, уже оправившись от своего испуга, решил, что этот дрянной мальчишка неспроста позволяет себе такой тон, что у него, должно быть, навернулось какое-нибудь выгодное предложение и он собирается от них уйти. А Жюльен, теперь уже не в силах совладать со своей злобой, добавил: - Я, сударь, проживу и без вас. - Право, я очень огорчен, что вы так разволновались, - слегка запинаясь, отвечал г-н де Реналь. Слуги были тут же, шагах в десяти: они оправляли постели. - Не этого я жду от вас, сударь, - вскричал уже совсем рассвирепевший Жюльен. - Вы вспомните только, какими оскорбительными попреками вы меня осыпали, да еще при женщинах! Господин де Реналь отлично понимал, чего добивается Жюльен; в душе его происходила мучительная борьба. И тут Жюльен, не помня себя от ярости, крикнул ему: - Я знаю, сударь, куда идти, когда я выйду из вашего дома! Услышав эти слова, г-н де Реналь мигом представил себе Жюльена в доме г-на Вально. - Ну, хорошо, сударь, - промолвил он наконец, тяжко вздохнув и с таким видом, словно обращался к хирургу, решившись на самую мучительную операцию. - Я согласен на вашу просьбу. Начиная с послезавтра - это как раз будет первое число - я плачу вам пятьдесят франков в месяц. Жюльен чуть было не расхохотался: он был до такой степени поражен, что всю его злобу как рукой сняло. "Выходит, я мало еще презирал это животное! - подумал он. - Вот уж поистине самое щедрое извинение, на какое только и способна эта низкая душонка". Дети, которые смотрели на эту сцену, разинув рты, бросились в сад к матери рассказать ей, что господин Жюльен ужас как рассердился, но что теперь он будет получать пятьдесят франков в месяц. Жюльен по привычке отправился вслед за ними, даже не взглянув на г-на де Реналя, которого он оставил в величайшем раздражении. "Он уже вскочил мне в сто шестьдесят восемь франков, этот Вально, - говорил себе мэр. - Надо будет порешительней намекнуть ему насчет его поставок подкидышам". Не прошло и минуты, как Жюльен снова очутился перед ним: - Мне надо пойти исповедаться к моему духовнику господину Шелану; честь имею поставить вас в известность, что я отлучусь на несколько часов. - Ну, что вы, дорогой Жюльен, - промолвил г-н де Реналь с каким-то чрезвычайно фальшивым смешком. - Пожалуйста, хоть на целый день и завтра на весь день, мой друг, если вам угодно. Да вы возьмите у садовника лошадь, не пешком же вам идти в Верьер. "Ну вот, ясно. Он пошел дать ответ Вально, - подумал г-н де Реналь. - Он ведь мне ничего не обещал; ну что ж, надо дать время остыть этому сорвиголове". Жюльен поспешно удалился и направился в горы, в большой лес, через который можно было пройти напрямик из Вержи в Верьер. Он вовсе не собирался сразу идти к г-ну Шелану. У него не было ни малейшего желания снова притворяться и разыгрывать лицемерную сцену. Ему нужно было хорошенько разобраться в собственной душе и дать волю обуревавшим его чувствам. "Я выиграл битву, - сказал он себе, как только очутился в лесу, где никто не мог его видеть, - да, я выиграл битву". Мысль эта представила ему все случившееся с ним в самом выгодном свете и вернула ему душевное равновесие. "Так, значит, я теперь буду получать пятьдесят франков в месяц. Похоже, господин де Реналь здорово струхнул. Но чего он испугался?" И, задумавшись над тем, что, собственно, могло напугать этого преуспевающего, влиятельного человека, который час тому назад внушал ему та- кую бешеную злобу, Жюльен мало-помалу отдался чувству сладостного покоя. На мгновение его как бы покорила чудесная красота лесной чащи, по которой он шел. Огромные глыбы скал, некогда оторвавшиеся от горы, громоздились в глубине. Могучие буки простирались далеко ввысь, доходя чуть ли не до вершин этих скал, а под ними царила такая дивная прохлада, тогда как тут же рядом, в каких-нибудь трех шагах, солнце палило так, что нельзя было стоять. Жюльен передохнул немного в тени этих огромных утесов и пошел дальше, забираясь все выше в горы. Вскоре он свернул на еле заметную тропку, куда только пастухи поднимались с козами, и, вскарабкавшись по ней на самый высокий утес, почувствовал себя, наконец, совершенно отрезанным от всего мира. Это физическое ощущение высоты вызвало улыбку на его губах: оно как бы показывало ему то состояние, которого жаждал достигнуть его дух. Чистый горный воздух приносил с собой ясность и даже какую-то отраду его душе. Мэр города Верьера по-прежнему олицетворял для него всех богачей и всех наглецов в мире, но он чувствовал, что ненависть, которая только что его душила, несмотря на все ее бурные проявления, не заключала в себе ничего личного. Стоит ему только перестать видеться с г-ном де Реналем, через неделю он забудет и его, и его замок, и собак, и детей, и всю его семью. "Не понимаю, каким образом я заставил его принести такую огромную жертву. Подумать только - больше пятидесяти экю в год! А за минуту до этого я едва выпутался из такой ужасной опасности! Вот две победы в один день; правда, во второй с моей стороны нет никаких заслуг; надо бы догадаться все-таки, как это вышло. Но отложим до завтра всякие неприятные размышления". Жюльен стоял на своем высоком утесе и глядел в небо, накаленное жарким августовским солнцем. Кузнечики заливались на лугу, под самым утесом, а когда они вдруг смолкали, всюду вокруг него наступало безмолвие. Он мог охватить взглядом местность, простиравшуюся у его ног, на двадцать лье в окружности. Ястреб, сорвавшись со скалы над его головой, бесшумно описывал громадные круги, время от времени появляясь в поле его зрения Жюльен машинально следил взором за пернатым хищником. Его спокойные могучие движения поражали его; он завидовал этой силе, он завидовал этому одиночеству. Вот такая была судьба у Наполеона, может быть, и его ожидает такая же? |